Сероглазая снова подходит, стоит в изголовье и горящий висок отирает прохладной рукой. Кровь вскипает ихором, и близится Средневековье, наши руки чисты, наши письма подписаны кровью, наше время уходит. Уходит. Эй! - оклик. Постой!
Мне тут сегодня всякая всячина снилась.... Так вот стало вдруг любопытно - если собрать в одном помещении четыре ярко выраженные альфы, одного наблюдателя и двух потенциальных "ведомых": что в результате получится? Оно, конечно, и от характеров зависит, и от воспитания... но все-таки?
@настроение:
да, я продолжаю болеть, по этому флуду это хорошо заметно
Кошка полагает, что лучшего подарка тому, кого она любит, чем прийти на нем поспать, она сделать попросту не может. Мне нравится этот метод =)
А еще кошки встречают приходящих домой. Это не значит, что они просят ласки. Это даже не значит, что они вообще чего-то хотят. Это по большей части вообще ничего не значит. Но они верны своим ритуалам.
Во время болезни обостряется бессонница: невозможно уснуть. Шляюсь, как тень, по темной квартире, кончиками пальцев удостоверяясь в окружающей реальности.
Эх, обидно, что на работах не дают отпуск по уходу за больной мной. Вдобавок, пусть зимы нет, но зимняя летаргия - в полном объеме; хожу по квартире собственной тенью, которая еще пока довольно смутно представляет себе географию стен и уже второй раз попыталась принять зеркало за выход
Разворочен и дом, и сад, где вчера принимал гостей. Ну какой же подлец и гад свой будильник завел на семь? Под столом снова кто-то спит, в голове поутру – бардак… Соберемся еще раз пить – предпочту кабак!
Жизнь, что так была светла, с похмелья – зла, крыша тихо залегла и отползла… И сколько принял-то? Блаженны те, кому дары приходят в срок – холодный Тан поутру, а лучше пива глоток… А обломайся, ни хрена, уже все выпили! О ты, неведомый герой, что там на кухне шуршит (чтоб встать такою порой – вот это сила души!), наверно, пива ищешь ты, гремя как мусорный бак танковый трак – подай мне знак: скажи – там что-то осталось?
Сколько можно в углу храпеть? Подползу вот сейчас – и пну, и спою про грудную клеть и про то, что глаза вовнутрь – потому что похмелье, блин! Но однако, себе назло – я по-прежнему всем другим предпочту бухло! Что за рожа в том углу – и ни гу-гу? – если чувства мне не лгут…надеюсь, лгут: себя ли вижу я? Блаженны те, кому такое будет впрок: сперва шесть литров вина, а после водка и сок кто-это-принес-убийцы????… Но трижды – тот, кто щаз пойдет за пивом ближнему!
Кажется, можно уже с некоторой долей уверенности констатировать, что годичный курс крутого пике более-менее закончился. По крайней мере, появилась надежда из него выйти хотя бы на одном крыле А то еще полгода назад в голову по поводу и без приходило все больше "...идет молчаливо в распадок рассвет. Уходишь? Счастливо. Приходишь - привет." Я снова могу общаться со своими рунами. Делать глупости и не делать глупости - по желанию. И многое другое, о чем я грешным делом уже почти позабыла.
Вот, сейчас пойду, налью хорошего коньяка и буду тихо праздновать. Право слово, есть о чем! Хотите подарков, дорогие френды? Вот руну могу кому-нибудь вытянуть. Или подарить что-нибудь. Пока у меня не сбоит показатель высоты
Сегодня в разговоре мелькнуло, что нужна определенная смелость и независимость для того, чтобы признавать за собой право быть добрым или открытым. Мы зовем доброту слабостью, а быть слабым - опасно и немодно. Опасна искренность, опасно нежелание причинять боль. Мы настолько боимся окружающего мира, что нередко бьем на опережение.
На самом деле меня не хватает не то, что на отчет - на внятную запись событий. Здесь много чего нет из того, о чем не хотелось бы забывать, и много лишнего - опечатки, например Ошибки, опять же. Словом, это скорее стенограмма с краткими комментариями, причем зачастую - не по теме Здесь мало имен и лиц - только обрывки диалогов и карандашные пометки на полях.
*** Подагра в средней стадии. Ванны, повязка с мазью на ночь. Диета: овощи, творог, сыр. Льняное масло, мед. Исключить пиво, вино, жареное мясо. - безнадежно
Инквизиторы - tausendsackerment! - история про перстень с бальзамом. - поискать состав! действие чрезвычайно напоминает некоторые свойства тинктуры ***
Общество подобралось исключительно пестрое, даже яркое, и Эберхарт охотно потерялся в этом многоцветии: редко когда собственная неяркость и привычка держаться в тени, немало выручавшая его еще во времена ученичества, была настолько своевременна. А о необходимости своего присутствия в том или ином месте он без труда узнавал по крикам, которые раздавались чаще, чем это было бы уместно в столь приличном доме.
*** Эрлих фон Бах: слабость зрения, болезненное состояние от яркого света. Признаки воспаления. Свечи, бумажная пыль, переутомление. (?) Уточнить, какие настои использовались для лечения раньше. N.B. - он, однако же, хорошо видит. Много лучше, чем можно было бы ожидать при таком поражении глаз. Уточнить этот вопрос. ***
- А, это вы, доктор... - Как ваша нога, Фридрих? Тот выглядел утомленным, и, как показалось, вопрос вызвал у него скрытое раздражение. - Плохо. Надо признать, он надеялся на более пространный ответ: то, что рана, скорее всего, снова открылась, было вполне заметно по изменившейся походке. Он напомнил себе, что его собеседник - взрослый человек, который вправе сам выбирать средства, чтобы сделать свою жизнь интереснее. Потом напомнил еще и о том, что это, в сущности, не его дело - коль скоро ему уже заплачено. И заплачено достаточно, чтобы Фридрих мог рассчитывать избавиться от подобных напоминаний. И все-таки заметил: - Вы совсем не бережетесь. А потом будете говорить, что я вас плохо лечил. Тот рассмеялся - тем же сухим, отчасти отрывистым смехом, как и на постоялом дворе "Роза". - Такова ваша доля, доктор. Какой черт дернул его тогда за язык? Да, он действительно предпочитал доводить до конца то, за что взялся. Но почему кому-то, черт возьми, нужно об этом знать?..
*** Обморок молодого Эрлиха. На головную боль не жаловался. Et contra - бледность может означать многое, в том числе - слабость кроветворных жил, и тогда юношу действительно необходимо отправить на воды, и как можно скорее. У святых отцов неодолимая тяга к предметам. Полагаю, что упомянутую шкатулку хозяева дома больше уже не увидят. Манускрипт из библиотеки. Красивая, хотя и странная легенда. - если здесь попадаются такие легенды, то, быть может, и полный текст "De perfecto magisterio" найдется? На обороте листа - любопытные заметки. - все-таки это бред. Я еще способен поверить в призраков, тем более, что доказательства убедительны, но - вампиры?.. ***
- Доктор! - Да? - Доктор, госпоже Кармилле плохо! Опять?.. Происходящее, весь этот круговорот лиц, сильных чувств и противоречивых желаний, замкнутый в стенах одного здания... Эберхарту казалось, что он упускает из виду что-то очень простое, что-то очевидное. В попытках ухватить это тревожное ощущение смутного узнавания он едва не пропустил ступеньку. - Доктор, у меня есть какая-то тайна, - от наполняющего ее голос смеха флёр окружающего безумия отчего-то распадался, - которую я не могу вспомнить! Собственно, ее не нужно было успокаивать, но кто-то - кажется, ее муж? или чей это был голос из-за плеча? - настаивал. Впрочем, вреда не будет. В этом доме вообще быстрее всего обещало закончится успокоительное. Да и Господь с ней, с ее тайной!.. Закрывая за собой дверь, он вдруг понял, что за всю его жизнь ему нечасто выпадало столь чувственное удовольствие, как вот это, только что испытанное - смеяться вместе с этой женщиной.
*** Франц. Слишком хочет разобраться в том, что творится в доме. Настолько, что, кажется, в одну реторту льет и нужное, и ненужное, и вовсе отраву. - хотя цели наши различны: не мне судить. Бесцеремонность... изумительная бесцеремонность некоторых гостей поместья по отношению к хозяевам дома. - да, пожалуй... оказывается, это может всерьез меня задеть. Странно и неприятно. Interea... от зрелища того, как мужчина, пока еще не имеющий на девушку никаких прав, входит в ее комнату, не спрашивая разрешения, передергивает не только меня. ***
- Вы хандрите, Фридрих. - Наверное. Но мне тягостно видеть этот дом в таком виде. Посторонние люди ходят по комнатам, роются в вещах, им не принадлежащих... В гостиной было тихо. По крайней мере, никто не падал в обморок, никто не кричал. Грета принесла вина, и наконец-то не требовалось никуда спешить. Однако, сумрачность последних слов заинтересовала не только Эберхарта. - Вы были здесь раньше? - Кармилла фон Мекк посмотрела на Фридриха сквозь серебристые пряди волос - заколка давно их не удерживала, и цвет их позволял в полутемном коридоре принять эту женщину за призрак. - Нет. - ...Доктор! - донеслось откуда-то с лестнице. Эберхарт, вздохнув с огорчением, которого не собирался скрывать, поставил бокал на столик, подхватил сумку с самыми необходимыми лекарствами - с ней он с некоторых пор не расставался - и, извинившись, вышел из комнаты.
*** Ищут ключ и ищут клад. Убийцу, о котором настойчиво пишут неведомые, но чрезвычайно заинтересованные в выполнении своих предписаний силы, ищут лишь в третью очередь, и лишь те, кто не занят в поисках первого и второго. - fide mea! Capiat qui сареrе potest, а мне пока не нужно не первое, ни второе, ни, тем более, третье. ***
Открылась комната - та самая, которая, как утверждали многие, не открывалась уже многие годы. Дверь с собственным характером - и скверным притом. Всплеск неожиданного оживления, которое произвело это чудесное - в прямом смысле, ибо открылась она после того, как ее обругали вслух - событие, наблюдать было странно. Тем более, что в комнате не оказалось ничего такого, что могло бы всех так обрадовать. И поэтому, когда дворецкий тоже потянулся посмотреть, что это за маленькая книжечка свисает с притолоки, Эберхарт счел, что веселье и без того хлещет через край - впору вновь доставать бальзам. - Не советую. Негромко, но тот услышал. Отдернул руку и с недоумением оглянулся. - Почему? Вот именно из-за этого он и не остался в Университете... но как же это тягостно - давать объяснения! - Просто не советую.
- Я хотел бы с вами поговорить. Сейчас Фридрих выглядел не просто бледным - даже теплые отсветы свечей не могли скрыть этого болезненного, как весенний снег, оттенка кожи. - Хорошо.
- Эта рана никогда не вылечится. Тон, каким это было сказано, отрицал иные возможности - и Эберхарт застыл на месте, вглядываясь в собеседника. Потом сел в соседнее кресло. Все странности этого человека, все незначительные детали все-таки сложились в единый текст... и то, что в тексте этом зияли дыры размером с Европу вместе с быком, говорило лишь о необходимости заполнить лакуны. - Вот как...
- ...У вас есть мечта, доктор? - Есть. Но вряд ли вам это может быть интересно. - Коль скоро я спрашиваю... - пожал плечами этот странный человек, которому было что-то очень нужно от медика из Хайдельберга. - Верно, - признал он. - Что ж, у меня есть мечта. Философский камень. - Но вы же понимаете, что для таких изысканий человеческой жизни может быть недостаточно? - Безусловно. Эберхарт замер и на миг прикрыл глаза, испугавшись беспощадной яркости осознания. Кретин! Идиот! Какие тебе еще нужны доказательства?! Вот он, твой черный дракон! вот он - сидит, сейчас скажет что-нибудь. Вот он, атанор, в котором тесно человеческим страстям - наглухо закрытый и медленно подогреваемый. Каких символов тебе еще не хватает, слепец пустоголовый?!.. Вот она, последняя фаза первой ступени!
- Да, хорошо. Снова открылась дверь, в комнату снова заглянули - на этот раз это был Франц. И вновь с быстрым "простите!" несвоевременный посетитель исчез. - Хорошо, я согласен, - повторил Эберхарт, ожидая, что сейчас опять кого-нибудь сюда занесет судьба или любопытство. Фридрих тоже покосился на дверь. Та предупредительно распахнулась. - Ой, извините!.. - Никакого покоя, - улыбнулся доктор, поднимаясь на ноги. - Судьба вам не благоприятствует. - Давайте поднимемся. Лично он полагал, что этим положение возможно лишь ухудшить, но спорить не стал. Наверху было сумрачно, но зато лестницу то и дело кто-нибудь посещал. - Обратно я уже не спущусь, - покачал головой Фридрих, и глядя на этот заострившийся профиль, Эберхарт понял, что да, искать местечко потише поздно. - Хорошо... Проходной перекресток как раз временно опустел - ненадолго, надо полагать. - Поднимите манжету. Он подтянул рукав рубашки повыше и быстро огляделся, опасаясь обнаружить поблизости кого-нибудь слишком любопытного и удачливого. Куда там Агнес и Дитмару с их поцелуями под лестницей!..
*** Инквизиция - potztausend! - и тест серебра. Обморок Берты, - бедная девочка. Фридрих, какого черта вы вообще сюда пришли?! Ладно, будем последовательны. Сначала Берта, потом... ***
Шепот. - Цепь!.. - Не сейчас!.. Неожиданный крик из другого конца комнаты - как нельзя более кстати! - и мгновенный холод серебра на пальцах. Уже не глядя на лежащего и надеясь только, что дальше тот как-нибудь справится сам, Эберхарт обернулся к Кармилле, которая, по счастью, падать на пол без сил была не расположена.
*** Браво, Эберхарт, ты кретин... Страшно? Ну, страшно... Не напиться бы только теперь - случайно, в компании свечи. Всех интересует твой разговор с Фридрихом. О чем говорили, о чем... О Боге, о судьбе.
***
- Зачем вы подошли к вампиру? Неужели они не видели?.. Впрочем, неважно - им хватит и того, что я вообще оказался поблизости. - Отец Отто, вообще-то, я не верю в вампиров. Я увидел, что Фридриху стало плохо, только и всего. Я все-таки медик, это мой долг. И мое чувство долга меня когда-нибудь сведет в могилу. Быть может, в самом скором времени...
- Зачем вы подошли к нему, доктор? О, я знаю, каким будет мое воздаяние в аду - мне придется бесконечно объяснять одно и то же! - Все просто, Франц. Я полагал его человеком, - и полагаю, но это уже лишнее. - И, признаться, хотел бы считать другом, но это уже не имеет значения, не так ли? Мне будет сложновато оправдаться, это вам не чтение Аристотеля...
- О чем вы разговаривали с ним там, внизу? Он вас жрал? Спасибо, Господи... Чтобы я не сошел здесь с ума, Ты послал мне этого кретина, почти очищенного от посторонних примесей. Спасибо. Он великолепен. - Нет.
*** Эрлих фон Бах. Тело, безусловно мертвое. - будет ли у меня еще возможность узнать, в чем причина подобной трансформации?.. Грохот за дверью: обвал. Какая увлекательная ночь. Если бы еще не отец Генрих!.. Много пыли, комната небольшая... дышать здесь скоро станет нечем. - Быть может, хотя бы это способно обуздать пытливый ум святого отца? Нет? Жаль... ***
Инквизиция, оставив на время его своими заботами, воодушевленно ломала дверь в комнату, где по общему мнению шел то ли нечестивый ритуал, то ли спиритический сеанс. Эберхарт снова сидел в библиотеке, слушал, как они пытаются войти туда, куда их не пускают, и боролся с соблазном посоветовать им попробовать проникнуть через стену. Но ведь эти могли бы и прислушаться... рисковать не стоило. Хотя он многое бы отдал, чтобы наблюдать сейчас последнюю, завершающую, самую прекрасную фазу nigredo, что по его предположениям происходила там в этот момент. И великие "Семь правил" мало чем могли сейчас помочь. Выматывающее ожидание кончилось далеким, приглушенным звоном стекла - или ему почудилось? Но встав, он через окно библиотеки увидел сквозь ноябрьскую метель три - или их было больше? снег, не разобрать - смутные фигуры, удаляющиеся от дома. И вышел, направляясь вниз, в подземелье: следовало выполнить данное Грете обещание.
Концентрация неуместных комментариев у меня снизилась уже ближе к концу, а поначалу временами приходилось прикусывать перчатку, чтобы не высказаться =) Особенно в присутствии святых отцов. Хорошо еще, что я помню не всё, что приходило в мою бедную больную голову.
А еще нужно пост про призывания интеллекта в свою голову. Правда, мне страшно представить, как оно должно выглядеть... на кастинг подписать этого... розового, из "Чебурашек-нинздя"... о, Крэнга!
Сначала был черный рыцарь, и в его гербе был дракон. Он был побежден, и поклонился с улыбкой. Потом был рыцарь в белых латах, и в руке у него была роза из многоцветного перламутра - он отдал ее мне. И должен был появиться третий, но пришлось просыпаться.
Ах, как восхитительно некоторые символы розенкрейцеров накладываются на линию событий!.. Как бы еще теперь уговорить организм подождать немножко с лекцией о вреде неразумного поведения - а то ж ничего записать не дает, отключает подачу питания головы...
Вместо легенды, которую я так и не успела написать до игры. Но у меня теперь недостаток подробностей в организме, вот и компенсирую.
читать дальше В тридцать пять лет у человека обычно есть либо семья, либо мечта. У Эберхарта Фрая, медика, который по окончании Хайдельбергского университета к немалому удивлению немногочисленных приятелей не обрел ни покровителя, ни достойной практики, семьи не было. А о том, что побуждало его путешествовать - по сути, от одной библиотеки к другой, - он предпочитал умалчивать. Впрочем, лет шесть назад ему случилось резко переменить свои устремления... однако, милая Анна предпочла бравого капитана городской стражи, и, переждав период острого разочарования в себе и в жизни, Эберхарт счел, что девушка была права. В первый год нового столетия он жил в Рейтленгене, в доме вдовы Маннхейм, исцеляя почтенную женщину не столько от многочисленных хворей, которые с завидным постоянством посещали ее воображение, сколько от нервических припадков. И раздумывал, не воспользоваться ли все-таки советом профессора Айрендта, который настойчиво прочил бывшему ученику дорогу ко двору императора Рудольфа. То, что бывший император, по слухам, был болен и безумен, профессор полагал несущественным, а бурная медицинская фантазия госпожи Маннхейм утомила Эберхарта настолько, что осеннее бездорожье уже не казалось таким уж препятствием. Но Рихтер фон Берг, который - видимо, в благодарность за бескорыстную помощь еще во времена ученичества - время от времени снабжал старого приятеля работой, как-то пришел с известием, что рекомендовал его своему дальнему родственнику, которого осенило подагрой. - У него, бедолаги, - рассказывал Рихтер, тыкая обглоданным свиным ребром в остатки горчицы, - жена безнадежно больна рассудком. Вы поладите, я думаю. - С женой? - рассеянно улыбнулся Фрай, которого благодарный приятель оторвал от интереснейшего трактата - точнее, от тех остатков, которые удалось спасти от плесени. Тот расхохотался, пролив пиво на столешницу. - Ты смотри там... Не очень-то!.. Да я ж и не о том!.. в поместье роскошная библиотека... Простой, как свиное ребро, фон Берг, однако, недурно знал приятеля, хотя и заявлял порой, что от всяческой зауми Эберхарта у него голова трещит хуже, чем от темного крепленого пива. Потому что тот мгновенно исцелился от своей рассеянности: - И где оно, это поместье?..
На этот постоялый двор он прибыл к ночи и планировал покинуть его наутро, чтобы ввечеру уже быть на месте. Однако, завтрак прибыл вместе с новостями. - Господин доктор, господин фон Мессинг просил передать, что будет благодарен, если вы уделите внимание его ране. Служанка, произнеся столь длинную фразу, которую, видимо, слишком опасалась забыть, перевела дух с явным облегчением. - Что за рана? - Так ведь... с лошади навернулся. Сломал, наверно.. - Что сломал? - проявил терпение "господин доктор". "Шею..." - Так ведь... ногу. - Давно? - Что? - Давно господин фон Мессинг сломал ногу? Он уже не удивился бы, если бы сейчас выяснилось, что упомянутый господин, к примеру, сломал ногу не себе, а лошади. И не сегодня, а полтора года назад. - Так ведь... третий день как. - Ну хорошо, - в кошельке звенела совсем уж неприличная мелочь, так что подагра господина фон Мекк могла немного и подождать. - Где он, этот ваш господин со сломанной ногой? - Он не мой, - огорчилась девушка. - А господин живет в комнате под розой. - В какой комнате?.. - на мгновение опешил Эберхарт. - Так ведь... под розой. Да вы, верно, не знаете! прежняя хозяйка уж так цветы любила. Над каждой дверью цветок... Резчика, знаете, из Розенхайма приглашали! Так ведь... у нас и гостиница - "Роза"! "...и крест" - едва не добавил Эберхарт, выходя вслед за провожатой из комнаты. В коридоре он обернулся. Полумрак скрадывал детали, но очертания цветка на притолоке были вполне узнаваемы. - Так вот лилия, да... А вот там - фиалка, она у нас самая красивая, - охотно указала девушка на соседнюю дверь, заметив его интерес. - Ну, не самая, конечно, лучше всех - роза... но если без розы - то фиалка...
Когда в Гималаи вползает тоска Длинная, как удав, И ветер трепещет у скал на клыках, – Для скал и ветер – еда, А снег превращается в пламя и медь, И воздух от памяти ржав, – Тогда в Гималаи приходит Смерть, Красная, как пожар.
Запястья у Смерти, как шелк, тонки, Тонки, как стальная нить, В глазницах у Смерти текут зрачки – Огни, смоляные огни, А в пальцах у Смерти удавкой-змеёй – Надежд исторгаемых стон, И алый тюрбан на главе у неё, Каких не носит никто.
Когда в Гималаях закат, как плащ, Где пурпур, кармин и яд, И вечер над днем, как над жертвой палач, Встает, безнаказан и пьян, А звезды вершат свою кровную месть Рогатым обломком ножа, Тогда в Гималаи приходит Смерть, Красная, как пожар.
Печаль на высоком ее челе – Печать угасших лучей, Она беспощаднее тысячи лет Войны и звона мечей, Багряный сапог шелестит меж камней, Ступает в земной грязи, – И в этот час ни тебе, ни мне Взгляд ее не грозит.
Когда в Гималаи приходит Смерть Как в чашу приходит вино, Ты можешь решиться, рискнуть, посметь Упасть и подняться вновь, Восстать из праха, из бездн, со дна, Но только вот в чем беда – Когда в Гималаи приходит она?! Никто не знает, когда.
И мы рискуем, встаем, идем, Надеясь, что где-то там Рыдает вечер над умершим днем, А горы остры, как сталь, Что небо в кудри втирает хну, Что кровь снегов горяча, Что Смерть в Гималаи пришла отдохнуть, И мы угадали час.
В общем, хорошо, что в поезде нет тырнету, иначе я бы во-первых, нафлудила, а во-вторых - наговорила глупостей. В третьих - но это бы я не успела, потому что заряд у ноута дохнет слишком быстро - я попыталась бы описать человека, который мне уже стал симпатичен, но образ которого неминуемо испортило бы мое настроение. Собственно, к утру я наконец вспомнила постулат, что нехрен нагружать ни в чем не повинных людей своими тараканами. И перестала страдать фигней.
Зато после этих выходных до меня, кажется, дошло, насколько же я скрытная тварь. Уж если от привычки умалчивать где можно и где нельзя меня не спасает даже искренность окружающих - может, пора что-нибудь делать? С другой стороны, почему-то когда у кого-то сияют глаза от переполняющего вдохновения - это красиво, а если передоз вдохновения у меня (насчет глаз не знаю, в зеркало не заглядывала ) - то чувствую себя полнейшей дурой, которую вдобавок невозможно заткнуть, что впоследствии угнетает. А этот пост, невзирая на занесенный над ним delete - отправлю в дайри хотя бы из принципа
Размышляю, не написать ли чего-нибудь, пока меня все никак не попустит... про принцип меньшего зла, бескорыстную любовь к науке и то, до чего может довести философия
Господа, если кто-нибудь из вас это видит - вы были очаровательны! Вы способны вдохновить на феерические глупости, это так прекрасно Ловлю себя на том, что хочется продолжения...